Не менее сложная ситуация и с характеристикой или описанием религиозных верований местного населения. Материалы, характеризующие верования днепро-двинских племен в раннем железном веке, весьма ограничены. Однако нужно иметь в виду, что религиозные представления населения днепро-двинской культуры, в целом, были близки представлениям, распространенным у других племен лесной зоны Восточной Европы, имевшим такое же по своему характеру хозяйство.
Как уже говорилось выше, ко времени принятия христианства в X веке территорию Витебской области уже населяли преимущественно кривичи. Фактически кривичи исповедовали ту же форму язычества, что и родственные славянские племена дреговичей или полян. Религия славян имеет многие черты, характерные для большинства политеистических религий древности, однако она имеет и ряд самобытных особенностей. Естественно, что особенности были и в религии кривичей. Поскольку рассмотрение собственно славянского язычества несколько выходит за рамки данного исследования, к тому же оно достаточно рассмотрено в специальной научной литературе (Б.Рыбаков, Н. Афанасьев и др.), мы полагаем возможным остановиться лишь на региональных особенностях.
В целом пантеон кривичей совпадал с общеславянским пантеоном: Перун, Ярило, Велес, Род и др. Однако имелись боги, которые известны только местным племенам (хотя для выполнения аналогичных функций у других племен могли иметься и были свои божества). Так, например, “Зюзя”, “Жыжаль”, “Ляля”, “Аўсень”, “Бялун” и некоторые другие, менее известные.
Белорусский бог Бялун, по мнению А. Киркора, являлся главным богом белорусского пантеона, пробогом, отцом Перуна. Согласно народным представлениям, Бялун изредка приходит на землю в виде старика с длинной белой бородой, в белой одежде и с тростью в руке. Бялун показывался только днем, при солнечном свете, и мог вывести странника из дремучего леса на дорогу. Поэтому существовала поговорка: «Без Белуна темно в лесу». Во время жатвы бог появлялся на нивах и даже помогал жницам. Как дающий богатства, он иногда любил и шутить. «Возможно, имя Белуна — измененная форма имени Белобога, который в западнославянской мифологии считался богом удачи и счастья. Ему противопоставлялся Чернобог — злой бог, который приносил несчастья»[18].
Почитание бога Аўсеня характерно для восточных белорусских земель. В мифологии Аўсень связывался с началом весеннего солнечного цикла и древнего Нового года и плодородием. Атрибутом бога были лошади. В некоторых народных песнях он показывался антропоморфным. «Этимологически имя Аўсеня близко с именами латышского бога Усиньша и древнеиндийской Ушас. Все эти боги отождествлялись с восходящим солнцем и с лошадьми. Имя Аўсеня отображает один из вариантов корня aus- сравним латышское aust — свитать; литовское austra — зарница, литовское austruins — восток. Этимологически это близко к латышскому Auseklis — утренняя звезда, Austra — заря (литовское Ausrine). Представления про Аўсеня, Усиньша, Ушас восходят к проиндоевропейскому образу богов — Солнцу или Зарнице, которая выезжала на лошадях»[19]. Можно согласиться с Э. Зайковским, что представления про Аўсеня возможно были заимствованы из религии дославянского (балтского) населения Восточной Беларуси, потому что аналогий им на территориях других славянских народов нет[20].
Местным аналогом русского Деда Мороза, считают белорусского бога Зюзю (вар. Зюзя Поозерский – региональная персонификация – Витебская обл.). По мифологическим представлениям белорусов он чаще всего изображался седым стариком с длинной бородой, босым, в белой шубе, без шапки и с железной булавой. Основным местом обитания считался глухой лес. Его приход в места обитания людей сопровождался сильными морозами[21].
Местным женским божеством считалась Ляля, изображаемая чаще всего молодой, красивой девушкой и выполнявшая, скорее всего, функции покровительницы супружества и плодородия.
Как правило, у всех племен того времени преобладало обожествление сил природы. О некоторых сторонах таких древних воззрений можно судить по ряду вещественных находок, выявленных к настоящему времени. Одним из таких источников будет орнамент, обнаруженный на некоторых предметах, несомненно, представлявших собой знаки-символы. Так, например, на костяном донце колчана для стрел изображен крест. Также кресты с прямыми концами и крест с изогнутыми концами воспроизведен на глиняных грузиках. Но на грузиках часто изображались прямые линии, исходящие из одного центра, наподобие солнечных лучей, и разнообразные прочерченные зигзаги. Такой орнамент также имеет отношение к солярным и астральным знакам. Эта символика лишь позволяет предположить наличие культа солнца и связанного с ним культа огня и домашнего очага. Пережитки этих культов были засвидетельствованы для древних балтийских племен многочисленными источниками. О культе солнца говорят не только солярные знаки на предметах, но и находки бронзовых фигурок коня. Известно, что культ коня тесно связан с культом солнца. Пережитки культа коня играли очень важную роль в верованиях древних литовцев.
Несомненно, у днепро-двинских племен существовали культы и других домашних животных, в т. ч. крупного рогатого скота. Исторически засвидетельствовано, что бык и козел являлись священными животными древних пруссов.
О культе и почитании диких животных можно судить по находкам подвесок из различных костей животных и клыков медведя и кабана. О культе животных у древних балтийских племен того времени сообщает Тацит: «…как отличительный знак своего культа носят на себе изображения вепрей…»[22]. Некоторые из этих подвесок, видимо, были амулетами, предназначенными охранять их владельца от злых начал. Существовала вера в возможность, используя разные предметы, заклинать неблагоприятные явления природы.
В общем, нужно отметить, что почитание небесных светил, огня, вещественных предметов и пр. является проявлением одной из древнейших форм верований — «фетишизма». Конкретными сведениями о культе умерших и погребальном обряде у днепродвинцев наука пока не располагает. Но археологи выдвигают предположение, что основу погребального обряда составляло трупосожжение на костре с дальнейшим помещением праха на поверхности земли[23].
С древнейшими культами связаны строго определенные постройки, обнаруженные на исследованных городищах. В последний период существования днепро-двинской культуры, т. е. в первых веках н. э., они представляли собой круглые в плане сооружения. Такое сооружение, наиболее полно сохранившееся, открыто на городище Тушемля (Смоленская область). Эти остатки сооружений «…представляли собой горизонтальную площадку правильной круглой формы диаметром 6 м… По краю площадки шла канавка шириной от 0,1 до 0,25 м и глубиной 0,15-0,3 м, состоящая как бы из цепочки соединенных между собой ям от вертикальных столбов… С круглым сооружением, безусловно, связывается вертикальная коническая яма диаметром 0,5 и глубиной 0,7 м, расположенная почти в самом центре площадки… все сооружение представляется нам в виде круглой площадки с большим вертикально стоящим столбом в центре. Площадка была окружена как бы оградой из часто поставленных столбов меньших размеров»[24].
Нашим предкам каждый лес, ручей, колодец, даже отдельное дерево представлялись имевшими свою душу, своего духа. Каждый дом в деревне, казалось им, находился под покровительством духа, приглядывавшего за скотиной, оберегавшего огонь в очаге и по ночам выходившего из-под печки полакомиться приношением, оставленным ему заботливой хозяйкой. В каждом овине, в таинственном свете подземного огнища, обитали души умерших предков. Каждое существо, соприкасавшееся с человеком, было наделено особыми чертами. Петух, с изумительной точностью отмечающий часы и встречающий зарю своим пением, признавался вещей птицей: ни одно жертвоприношение не обходилось без заклания петуха; редкая сказка о животных не упоминала о «петушке — золотом гребешке». Утки и гуси символизировали воду, и в орнаменте часто встречаются длинные ряды этих птиц, плывущих друг за другом гуськом; это — изображение реки. Бык, взрыхляющий пашню ралом, был олицетворением плодородия. В честь бога Тура (дикого быка) устраивались весенние праздники молодежи, «турьи горы» были местом эротических игр, а огромные турьи рога служили сосудами на пирах и при торжественных обрядах. Конь, это гордое, стремительное животное, зачастую сливавшееся в представлении древнего славянина то с богом солнца, то с образом конного воина, было излюбленным мотивом древнего искусства[25].
Лесные звери (наделялись человеческими чертами) представлялись какими-то оборотнями, в большинстве своем враждебными человеку. Волками оборачивались колдуны… Крупнейший хищник наших лесов — медведь — особенно почитался. Глиняные изображения медвежьих лап клали в могилы, медвежьи клыки носили в ожерельях, изображения медведя князья ставили на своих гербах. Помимо зверей, лесная чаща представлялась наполненной бесчисленными враждебными духами. В каждом болоте жил багник (от слова «багно» — болото), в каждой реке — водяной, в лесах — лешие, а в глубине непроходимой пущи — огромный «пущевик с руками, как сучья, и с зелеными волосами». Десятками заговоров пытался пахарь-славянин огородиться от враждебной лесной стихии. Искусство приходило ему на помощь, создавая амулеты, предназначенные оберегать человека от духов леса.
Языческая религия славян знала строгое расписание годовых магических праздников. Основой славянского хозяйства было развитое пашенное земледелие… Смена времен года и смена сельскохозяйственных сезонов сопровождались торжественными празднествами.
Помимо сельскохозяйственных календарных праздников, в религии древних славян заметное место занимало поклонение богам стихий и покровителям того или иного вида человеческой деятельности.
Сравнительный анализ верований восточнославянских народов показывает, что в народных поверьях о животных ведущее место занимают домашние животные, в первую очередь конь. Лошадь в хозяйстве земледельца Северной и Центральной России была незаменимой и главной производительной силой. Это обусловило почитание этого животного как оказывавшего сверхъестественное влияние на плодородие полей. С древнейших времен конь был введен в славянскую аграрно-магическую обрядность.
Глубокие истоки культов, связанных с конем, в славянской среде раскрываются на материалах этнографии и археологии. На старинных вышивках встречаются изображения богини в окружении коней и всадников. Сходный сюжет прослеживается и в металлической пластике ХI — XII вв. Исследователями уже давно отмечены архаичность этого образа и его связь с культом великого женского божества природы, земли, плодородия. Конь являлся распространенным символом добра, благоденствия и счастья. Он наделялся магическими, оберегающими от несчастий свойствами. В преданиях русского народа конь выступает защитником от нечистой силы. Славяне, как и финно-угры, наделяли коня пророческими качествами, считали, что по его действиям можно предсказать судьбу. Коню отводилась важная роль в языческих славянских обрядах. Во главе процессии «русальщики» носили чучело коня с настоящим черепом на шесте.
Конь в древности символизировал солнце. Образ коня-солнца встречается и в резьбе, и в вышивке позднейшего времени. Вместе с тем конь символизировал и воду. В языческую эпоху коня приносили в жертву водяному божеству, его изображения охраняли посуду для воды (ковши).
Из птиц у славян наиболее почитаемым является петух. По заключению А.И. Савельева, петух в древности представлял «зооморфический образ Перуна-громовника, который своим громозвучным пением (громом) вещал о победе над демоническими силами. В образе петуха, отмечал исследователь, «народ наш олицетворяет небесный огонь и блеск грозы в пространстве небесного моря». Взгляд на петуха как вестника света, прогоняющего нечистую силу, свойственен едва ли не всем народам, знакомым с этой птицей[26].
Таким образом, важная культовая роль коня и птицы прослеживается и у славян и у балтов, и у финно-угров. Характерной особенностью финно-угорских представлений является чрезвычайно развитое почитание водоплавающей птицы, имеющей ярко выраженное космогоническое значение.
Перечисленными священными животными не исчерпывается все многообразие зооморфических культов в славянской, финно-угорской и балтской среде. Исходя из археологического материала, следует отметить культовую роль собаки в славянских верованиях, которой приписывалось вещее знание и способность отгонять нечистую силу. Многочисленные поверья в славянской и балтской среде были связаны со священными змеями и ужами: их магическое значение выразилось не в изготовлении змеевидных подвесков-оберегов, а в декоре украшений женского костюма (прежде всего браслеты со змеевидными головками)[27].
К числу амулетов-оберегов относятся подвески с изображением животных, среди которых наибольшее распространение получили плоские стилизованные коньки с загнутым вверх хвостом-колечком. Привески-коньки служили символами добра, благоденствия, счастья. Предполагают, что в ХI — первой половине ХII вв. центр изготовления данных украшений располагался в Смоленске или его округе, откуда изделия растекались по определенным территориям. При раскопках на Нижнем замке Витебска была найдена еще одна коньковая привеска-амулет, но полая. В облике данной привески «прослеживается тенденция двух основных персонажа финноугорской мифологии — конь и утка. В таком виде подвеска должна была усиливать значение амулета как символа плодородия. На территории Беларуси находки полых подвесок-коньков крайне редки. Полная аналогия встречена в Старо-Борисове в слое XII-XIII вв. Еще одна находка полого конька, правда, с раскрытой пастью, известна на городище Московичи (Браславский р-н Витебской обл.). Для придания шумящего эффекта к полым зооморфным привескам привешивались бубенчики, лапчатые и язычковые привески»[28]
Языческие амулеты заклинательной магии в виде миниатюрных предметов быта встречаются, в основном, в женских захоронениях. При раскопках поселений такие находки крайне редки. Значительным является тот факт, что в культурном слое Витебска найдено два оберега весьма редких форм.
Подвеска в виде ножен длиною 6,1 см имеет символическое значение, т. к. лишена внутреннего канала. Она украшена точечным орнаментом, как бы повторяющим прострочку кожаных ножен. Подобные амулеты известны в пяти пунктах северной и северо-западной Руси (в т. ч. и в Браславе), что указывает, по мнению исследователей, на их финно-прибалтийское происхождение. Е.А. Рябинин в качестве предположительного района изготовления костяных ножен называет северо-запад Новгородской земли[29].
Амулеты в виде ножен или ножа всегда связывали с женскими захоронениями, где они являлись обязательной принадлежностью погребального инвентаря. В то же время при жизни эти предметы, видимо, не носились. Существует мнение, что амулеты в виде ножен были связаны с каким-то определенным периодом в жизни женщины, и их присутствие в погребальном инвентаре несет определенную смысловую нагрузку. Ритуальный характер амулетов-ножен не исключает и чисто магической силы, приписываемой ножам у ряда народов, в т. ч. и у славян. По этнографическим сведениям известно, что ножом (вообще, острым предметом) очерчивали замкнутый круг, чтобы защитить себя от злых духов. Во время града у некоторых славянских народов выбрасывали во двор ножи, чтобы защитить урожай. Поскольку нож убивает злых духов, его подкладывали под покойника. Такая магическая сила придавалась многим орудиям труда[30].
Подвеску в виде небольшой рыбки (дл. 62 мм) также можно рассматривать как амулет-оберег. Поверхность подвески декорирована глазчатым орнаментом, напоминающим чешую, головка и хвост изделия оформлены ломаными линиями. Наличие со стороны спинки и брюха рыбы двух рядов плавников с отверстиями позволяет рассматривать подвеску как разделитель для многорядных нитей бус[31].
Важным источником в процессе изучения древних религиозных магических обрядов являются маски, идолы, фетиши. Во время раскопок возле Благовещенской церкви (раскоп ХХV) в слое ХII-ХIII вв. было найдено довольно любопытная антропоморфная маска, изготовленная из позвонка атланта тура. Естественные отверстия с внутренней стороны были лишь подправлены мастером для придания маске черт человеческого лица. К сожалению, пока не установлено, для каких магических обрядов могла использоваться наша находка[32].
О том, что Витебск был не только административным, экономическим, но и сакральным центром племенной округи, свидетельствуют археологические находки, в первую очередь предметы религиозного назначения. К ним относятся костяной амулет в виде рыбки с боковыми ушками, к которым крепились бусы, бронзовый амулет-ножны, костяной ритуальный топор с магическими знаками на его поверхности и др. Предметы культа выявлены в разных местах. Однако наличие вблизи Замковой горы на противоположном берегу р. Витьбы другой, превышающей ее в два раза возвышенности с характерным названием «Лысая гора», может служить ориентиром местоположения племенного святилища[33]. Материалы геологии показывают, что данная гора превосходила по высоте двинскую возвышенность и гору Ломиху (Замковую) более чем в два раза. Картографический материал, визуальное наблюдение сохранившихся участков древнего рельефа, а также данные археологии свидетельствуют о наличии крутых и вместе с тем уступчатых (с небольшими площадками) склонов Лысой (Успенской) горы в сторону р. Витьбы и Западной Двины. Название возвышенности «Лысая» «связывается с мужским культом божества, что предполагает предполагать наличие культового объекта на Лысой горе в Витебске в раннем средневековье и соотносить его в первую очередь с этапом племенного развития данной территории»[34].
Таким образом, к моменту принятия христианства религиозный компонент жизни на Витебских землях имел как свою историю, так и особенности. Во многом это обусловлено этнонациональным компонентом. И хотя «Повесть временных лет» говорит только о местном славянском племени – кривичах, в ходе исследования мы пришли к выводу об имеющем место процессе ассимиляции между славянами и населявшими эти территории балтскими племенами. Процесс ассимиляции коснулся, в том числе, и религиозной составляющей. Так, в пантеон кривичей помимо общеславянских божеств входит значительное число и местных божеств, происхождение которых носит преимущественно балтский характер (например, Аўсень, Зюзя, Ляля и т.д.). Этот процесс нашел отражение и в обрядовой жизни местного населения: среди археологических находок ритуального характера имеются как славянские, так и балтские элементы. Также особо необходимо отметить, что к моменту принятия христианства на территории Витебского края сформировалось несколько религиозных центров, и, вероятно, основное место среди них занимал Витебск.