Настойчивость русского заступничества за православных в Беларуси будет иметь успех лишь при Петре I, и то это будет обусловлено в первую очередь личным присутствием русского царя на белорусских землях. В период русско-шведской кампании Петр I прошел со своей армией практически всю Беларусь, в том числе и витебские земли, и имел возможность лично столкнуться с нетерпимостью униатов. Так, наиболее знаменитый случай произошел в 1705 году в Полоцке. Прот. Константин Зноско и Сементовский А.М., ссылаясь на книгу «Историческое известие о возникшей в Польше унии» Бантыш-Каменского, приводят следующий случай. Прибыв в Полоцк, Петр I посещал местные храмы и монастыри, и в одном из храмов (скорее всего в Софийском Соборе) монахи базилиане не пустили его в алтарь на том основании, что он «схизматик»[113]. Следующий инцидент произошел около иконы Иосафата Кунцевича, о котором базилиане сказали Петру, что его «ваши единоверцы, богоотступники и еретики, умертвили»[114]. Полоцкие униаты жестко расплатились за подобную дерзость в отношении русского царя. В Орше Петр I принимает депутацию могилевского магистрата с просьбой о поддержке православных. Личное ознакомление с положением православной Белорусской епархии еще более укрепило Петра I в его решении способствовать восстановлению прав единоверных в Польше, тем более, что к этому присоединилась еще и личная неприязнь. В 1710 году он назначает стольника Богуслава Шипневского комиссаром для охранения православных от всяких обид и притеснений[115]. Однако его деятельность не принесла ожидаемых результатов, так что в 1718 году настоятели ряда монастырей Речи Посполитой, в том числе и витебских, вынуждены были подать челобитную императору Петру I, где пишут, что многие православные монастыри и церкви «все нуждою и насилием превращены на унию, а в великом княжестве Литовском великое и нестерпимое гонение день ото дня и час от часа терпящее, православие святое с великою борьбою сохраняют, но … вскоре издревле насажденное благочестие вконец разорится»[116]. О масштабах гонений того времени можно судить по тому, что в только лишь в Белорусской епархии, в границы которой и входила территория современной Витебской епархии, в период 1715-1720 годов в унию было насильственно обращено около 70 церквей. В 1714 году униатами был захвачен приписной к Оршанскому Кутеинскому монастырю монастырь Миорский. В 1715 году аналогичная участь постигла Лукомльский монастырь (территория Чашникского благочиния Витебской епархии), который более трехсот лет служил белорусскому народу. При захвате монастыря униаты избили до смерти и выбросили в монастырский ров игумена Варлаама и братию, не согласившуюся перейти в унию.
В 1722 году российского комиссара Богуслава Шипковского сменил энергичный и сведущий в польских делах бывший переводчик русского посольства в Варшаве Игнатий Рудковский. С его приходом ситуация у белорусских православных пусть не радикально, но все-таки изменилась к лучшему. За три года его пребывания в Белоруссии православным было возвращено 50 церквей и три монастыря. Естественно, что подобная активная деятельность по защите православных не могла не вызвать злобы у фанатично настроенных католиков и униатов. Уже в феврале 1723 года на Игнатия Рудковского было совершено покушение: на него напали во время его приезда в Оршанский Кутеинский монастырь. Следующее покушение было предпринято ксендзом кармелитаном из Мстиславля спустя всего лишь полгода. Параллельно с этим были задействованы и дипломатические способы нейтрализовать принципиального комиссара, что и удалось после смерти Петра I при императрице Екатерине I: Рудковский был отозван ее специальным рескриптом от 10 апреля 1725 года. Вскоре после его отъезда начались новые отнятия церквей у православных: так в унию была обращена церковь в Бешенковичах (ныне центр благочиния ВЕ), некоторые священники, наиболее твердые в вере, были заключены в тюрьму.
12 декабря 1728 года администратором Могилевско-Белорусской епархии был назначен архимандрит Киевского Межегорского монастыря Арсений Берло. Митрополит Киевский Варлаам посвятил его во епископа 30 января 1730 года. 10 марта Арсений прибыл в Могилев, но был принят недружелюбно. Волнения против него организовал игумен Минского монастыря Гедеон Шишка, который был в это время епископским наместником в Могилеве. Арсения грозились убить. Тайной пружиной этих интриг был архидиакон Каллист Залеский. Король польский воспользовался нестроениями и манифестом от 29 июля запретил признавать Арсения епископом. Осенью на сейме в Гродно генерал Вайсбах добился от короля разрешения Арсению жить в Могилеве и получения королевской привилегии на епископию. Однако Арсений привилегии не получил. Когда он поехал в Варшаву за привилегией, то получил приказание короля убираться из Могилева. Были приняты меры к насильственному удалению его из Могилева. Главным аргументом против него было то, что он не из Беларуси и не из польской шляхты. Поляки объясняли императрице Анне Иоанновне, что если белорусы выберут из своей среды епископа, то король не станет чинить препятствия. Польский посол Потоцкий объяснил это императрице в Москве. Она согласилась с условием, чтобы епископу Арсению было разрешено оставаться в Могилеве до избрания нового епископа. Потоцкий обнадежил. Извещая об этом соглашении, канцлер Головкин писал Арсению: «Ваше Преосвященство, извольте жить в Могилеве до избрания и утверждения нового епископа, ведите себя тихо, исправляйте одну духовную должность, а по избрании нового епископа будете по своему достоинству в Росcии к пристойной епархии определены»[117]. Условие было выполнено. В начале июля 1732 года епископ Арсений Берло был переведен Российским Синодом на Переяславльскую кафедру.
На могилевскую кафедру после епископа Арсения Берло 11 июля 1732 года был избран игумен Киевского Пустынно-Никольского монастыря Иосиф Волчанский, природный шляхтич.
1 февраля 1733 года скончался польский король Август II. На польский престол был избран при содействии России сын покойного короля Август III, который относился индифферентно к вопросам религии. Он обязался на Коронационном сейме 17 января 1734 года восстановить все привилегии православных. В следующем 1735 году, 30 декабря, он подтвердил привилегию, выданную его отцом в 1720 году в защиту прав Белорусской кафедры и православных монастырей в Великом Княжестве Литовском. На сейме в 1736 году было постановлено, что для успокоения православных безотлагательно будет учреждена комиссия, но ничего не было сделано, и обещание осталось мертвой буквой. Православные подвергались постоянным преследованиям. В 1739 году епископ Могилевский Иосиф Волочанский доносил Синоду, что «кроме тех церквей православных, которые при жизни покойного князя Четвертинскаго, преосвященнаго Сильвестра и по смерти его между архиерейством насильно отняты на унию в недавнее время еще многие церкви, а новых строить не позволяют, отчего следует, что остаток той белорусской епархии весь отойдет на унию, и епископа православного не к чему и не на чем будет содержать в недолгом времени»[118].
Не получая удовлетворения своих просьб и жалоб ни в Варшаве, ни в Петербурге, епископ Иосиф послал в Синод 27 апреля 1740 года доклад, в котором писал: «Слезно прошу скорое и крепкое, как зле страждущим, подати защищение, или уволите мя от сего послушания, понеже мне, при многих не потому уже летах и слабосильном здравия состоянии, отнюдь никакими мерами самому собою удержати ежечасно умаляющагося святаго православия невозможно»[119]. Страдания епископа Иосифа закончились с переводом его на первопрестольную Московскую кафедру с возведением в сан архиепископа в 1742 году. Всего же за недолгое управление епархией епископа Иосифа униаты отняли у православных Могилевской епархии 128 церквей и монастырей. Из них к Витебской земле, из донесения самого епископа в Святейший Синод от 1738 года, относятся: по Дубровенской протопопии — 10 (осталось всего 14), по Толочинской — забраны все, а по остальным данных нет[120].
После перевода Иосифа Волочанского, Могилевско-Белорусскую епархию возглавил архимандрит Виленского Свято-Духова монастыря Иероним Волочанский, родной брат Иосифа. Польский король выдал ему грамоту на епископию только в 1744 году. В январе следующего года Иероним прибыл в Могилев и сразу же занялся приведением в порядок епархиальных дел, находившихся в плачевном состоянии. Все время ему пришлось тяжело страдать от преследований униатов и римо-католиков.
С восшествием на престол императрицы Елизаветы Петровны в 1741 году оживились надежды православных белорусов на защиту от поляков и униатов. Надежды основывались на том, что во главе Синода Русской Церкви стал новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич, бывший архимандрит Виленского Свято-Духова монастыря. Зная действительное положение православных под владычеством Польши, архиепископ Амвросий обратился к императрице Елизавете Петровне, прося ее взять под свое покровительство православных белорусов, страдавших под властью поляков. Она выразила свое согласие и повелела коллегии иностранных дел все прежние ходатайства в защиту православных белорусов «найприлежнейше и ревностнейше возобновить и в том всякими потребностями, поступками и разделительными старанiями скоро крайне, возможно ничего не уступить».
Коллегия ответила Синоду письмом от 31 августа 1742 года следующее: «Коллегiя не может предвидеть и разсудить, каким бы образом в чужом государстве какую оным православным оборону, наипаче же при настоящих конъюнктурах, без крайней опасности Россiйской имперiи отважиться производить, кроме сильных королю и чинам Речи Посполитой представленiй и пристойных домагательстве, яко в вольном государстве возможно было»[121].
Дипломатическая переписка продолжалась, а положение православных польских граждан нисколько от этого не улучшалось. Каждый пан в своих деревнях делал с православными церквами, что хотел. Дело шло плохо еще и потому, что российским резидентом в Варшаве был Голембовский, поляк римско-католического исповедания, а полномочным послом был лютеранин немец Кайзерлинг.
Тем временем императрица Елизавета Петровна настойчиво добивалась облегчения доли православных под властью Польши. В рескрипте от 16 августа 1743 года она писала Голембовскому: «Столь великия и нестерпимыя монастырям, церквам и людям греко-роcийскаго исповедания обиды, гонения, ругательства, забойства и насильное превращение к унии так самовластно и с неслыханною суровостию производят чего и турки в своем государстве над христианами греками не чинят; и таковые от римлян и униатов над единоверными нашими в Польше и Литве поступки ни к чему иному причесть невозможно, токмо не к содержанию, а уничтожению имеющагося с нашею империею вечнаго мира и к поруганию веры и закона греко-российскаго исповедания, наипаче к уничтожению нашего за тех бедных и несчастливых людей, по силе онаго трактата, заступления, еже нам не токмо чувствительно, но и несносно становится»[122]. Голембовскому приказано было подать польскому правительству мемориал. В мемориале он показал, что на унию с 1686 года, то есть со времени заключения между Польшей и Россией вечного мира, отнято в Белорусской епархии 7 монастырей и 117 церквей[123].
Польское правительство не обращало внимания на все письменные требования России дать свободу вероисповедания православным в Польше. 24 ноября 1743 года императрица написала польскому королю письмо, требуя от него «совершенной по трактатам сатисфакции» православным и возвращения отнятых на унию монастырей и церквей с их имениями.
Король Август III отвечал, что исследует это дело, и, если указанные жалобы окажутся правильными, то велит их расследовать и прекратить. На королевский запрос по делу православных оба канцлера, коронный и литовский гетманы, католический примас и униатский митрополит ответили королю, что они ничего не знают об обидах неуниатов и жалобы их считают неосновательными, и обвинили православных жалобщиков в том, что они, будучи польскими гражданами, не приходят в свой суд, но обращаются в Россию.
После польского сейма в Гродно в 1745 году, по настоянию российского посланника в Польше графа Михаила Бестужева-Рюмина, была учреждена комиссия для разбора жалоб православных. Поляки, как могли, препятствовали действиям этой комиссии. Иеромонах Сильвестр Коховский, проживавший в Варшаве и обслуживавший там православных, доносил Синоду, что «комиссия для рассмотрения обид нам и благочестию учиненных уже назначена, а когда начнется — еще ведать не можно». Комиссия так и не была созвана. Но ее боялись и сами православные, потому что не надеялись получить от нее защиту и справедливое решение.
Униаты продолжали наступать на православных и насильно переводили их в унию. Епископ Иероним (Волочанский) доносил в Синод Российской Церкви, что со времени прибытия его в Могилев в 1745 году католики отняли у Белорусской епархии 30 церквей.
В 1751 году Римский папа издал особую буллу для католиков в Польше и Литве, в которой объявил, что прощает католикам грехи на сто лет вперед за их преданность папе. Папская булла произвела на поляков свое действие, они еще более «распоясались». Обезумев от фанатизма, они тиранили бедных православных белорусов и, ложно думая, что служат Богу, еще с большим ожесточением загоняли их в унию.
К этому времени произошли серьезные перемены и в самом униатстве – оно в значительной степени и с возрастающей скоростью латинизировалось. В августе-сентябре 1720 года в г. Замостье состоялся униатский собор. Униатский митрополит, семь епископов и восемь настоятелей базилианских монастырей заседали под председательством папского нунция. Предметом обсуждения на этом соборе было уничтожение следов «схизмы» в исповедании веры, в церковных обрядах и богослужебных книгах. Было решено ввести полностью католические догматы, как то: исповедание веры с прибавкой «и от Сына» (Filioque), учение о непогрешимости папы; узаконили отмену многих православных обрядов и издание богослужебных книг, исправленных в католическом духе. Постановления этого собора вводились в богослужебную практику во всех униатских церквах и монастырях.
Вслед за введением латинизации церковной обрядности был изменен внешний вид духовенства. В 1747 году было приказано униатским священникам стричь волосы, брить бороду, носить одежду по образцу польско-латинских ксендзов. В результате униатский священник внешне ничем не отличался от латинского.
20 августа 1755 года на могилевскую белорусскую кафедру был посвящен архимандрит Георгий Конисский, ректор Киево-Могилянской академии (ныне причислен Русской Православной церковью к лику святых). Первым его делом по вступлении на кафедру было открытие в 1757 году в Могилеве духовной семинарии и устройство при архиерейском доме типографии для печатания духовной литературы. Положение его было не лучше, чем предшественников. Он посылал жалобу за жалобой на оскорбления, которым подвергался, но, несмотря, на них, находил возможность проводить свое архипастырское дело с пользой для Православной Церкви в Беларуси.
В 1762 году архимандрит Георгий ездил в Москву на коронацию Екатерины II, перед которой ходатайствовал о заступничестве за православных под властью Польши. Она согласилась принять их под свою опеку. В 1765 году, будучи в Варшаве, он исхлопотал аудиенцию у короля Станислава Понятовского и произнес перед ним пламенную речь в защиту своей паствы. После речи он подал королю меморандум, где подробно изложил печальное положение православных в Польше и Беларуси. При составлении меморандума ему пришлось основательно изучить исторические документы и юридические акты, на которые ссылался. Все эти материалы он издал на польском языке под заглавием: «Права и вольности жителей греческого исповедания в Польше и Литве». Однако, как оказалось, многие документы были утеряны по причине различных стихийных бедствий, но большинство документов все-таки было утрачено благодаря трудам католиков и униатов. Так, например, показательно нападение шляхты и католических миссионеров на Витебский Свято-Троицкий Марков монастырь в 1751 году. Как сообщал в Святейший Синод игумен Иакинф Пелкинский, монастырь был разграблен, монахи разогнаны, документы и привилегии насильно отняты; впоследствии они погибли при пожаре доминиканского кляштора[124].
Во время управления Белорусской епархией архиепископу Георгию пришлось пережить много издевательств и притеснений от католиков. В Орше он едва спасся от католиков-изуверов, выехав из города в телеге, прикрытой навозом и соломой. Когда 7 июня 1759 года в Кутеинском монастыре он совершал богослужение, во время проповеди он сказал, что не все миссионеры от Христа посланы. В храме же находился переодетый монах-доминиканец, сообщивший о сем главе католический миссии в Орше ксендзу Овлочинскому. На следующий день при въезде в город святителя встречали не только горожане с хоругвями, но и толпа миссионеров – доминиканских монахов, вооруженные шляхтичи со слугами. Эта толпа разогнала горожан, запретила колокольный звон, всячески мешала совершению богослужения: ворвались в храм, избивали молящихся, обзывали служащее духовенство. Владыка Георгий вынужден был прервать богослужение и удалиться из церкви, а затем и монастыря под угрозой расправы со стороны разнузданной толпы католиков неприглядным и подобающим способом.
Таким образом, подводя итог историческому экскурсу положения Православной Церкви в Витебском крае от окончательного вхождения Великого княжества Литовского в состав Речи Посполитой (после Люблинской унии) и до вхождения Витебского края в состав Российской империи, можно отметить следующее. Основным фактором, обусловившим все течение истории в этот период, стала Брестская церковная уния 1596 года. Если, в отличие от некоторых других епархий Западно-Русской митрополии, в первые 20 лет Витебская епархия не переживает открытых преследований, то впоследствии ей пришлось ощутить на себе весь пресс давления польской власти, и это будет в основном связано с фигурой Иосафата Кунцевича. Последствия его убийства в судьбах православных будут отражаться и в конце 17 века, т. к. он станет своего рода знаменем борьбы с Православием на Витебщине. Но, вместе с тем, необходимо отметить стойкость в Православии витебчан, которые, несмотря на все преследования, гонения, запреты, оставались верны Православной Церкви. Особая роль в сохранении Православия на этих землях как организационно-административного, так и приходско-литургического будет принадлежать святителю Георгию (Конисскому), архиепископу Могилевскому и Мстиславскому, и двум монастырям: Свято-Богоявленскому Кутеинскому в Орше и Свято-Троицкому Маркову в Витебске.