Миссия, которая привела к паломничествам, свечкам, святыням и мощам, потерпела фиаско
Протестантские миссионеры встречались, наверное, каждому. В то время как православный миссионер — существо невиданное. Нужен ли он вообще и если да, то где его взять или из кого вырастить? Можно ли заимствовать методы миссии других конфессий или у нас свои не хуже? Могут ли выполнять катехизаторские функции крестные родители? Мы поговорили об этом со священником Александром Пермяковым, руководителем миссионерского отдела Калининградской епархии, успевшим до принятия сана побывать протестантом.
Миссионером должен быть каждый христианин, — считает отец Александр. У себя на приходе он организовал «Школу крестных нянь», презентовав этот проект на конференции «»Идите, научите»: православное миссионерство в истории России» в рамках Международных Рождественских образовательных чтений.
— Отец Александр, поскольку вы были протестантом, легко догадаться, что первый встреченный вами миссионер не был православным?
— Вопрос вроде простой, а однозначно не ответишь. Дело в том, что именно протестант стал моим первым православным миссионером. Я тогда жил в Петербурге и был членом Московской Церкви Христа. Александр Анатольевич Клестов ‒ медиевист, переводчик с латинского, познакомил меня со святоотеческими сочинениями. Он приобщил меня к чтению святых отцов ‒ и ранней Церкви, и эпохи Вселенских Соборов: Иоанна Дамаскина, Максима Исповедника, Григория Богослова, Иоанна Златоуста.
— Разве протестанты не отрицают святых?
— Да, но не все. У нас сложился кружок любителей святоотеческой литературы. Многие протестанты проводят параллель между собой и христианами эпохи гонений. Их богословие далеко от раннехристианского, но проявление индивидуальной веры ближе, чем у многих современных православных. Они готовы служить Христу, считают себя посланниками Божиими, ищут подвига. И когда в таком состоянии горения человек приходит с улицы в православный храм, он просто не видит, что ему можно сделать для Бога и ближних. Ему говорят поставить свечку и заказать панихиду, но никто не знакомит с Живым Богом. Именно потому, что у нас практически нет миссионеров. И общины часто нет, к которой можно было бы примкнуть, найти там теплый прием, друзей. Мне повезло: я как раз встретил таких православных. Но познакомился я с ними не в храме, куда иногда заходил «присоединиться к Космосу», впрочем, безрезультатно.
— А где вы их встретили? В то время православных было не так много…
— Это были ребята, которые, как и я, днем торговали книгами в электричках, а вечером играли в Ленинградском театре Рок-оперы. С ними я однажды в воскресенье пошел в храм Петра и Павла в Шуваловском парке, где настоятелем тогда был священник Николай Головкин. На Литургии я ничего не понимал, а вот общение в трапезной меня поразило. Сейчас я думаю, что простота, рассудительность, трезвость мысли и отсутствие снобизма «спасенной элиты» привели к созданию общины, здоровой миссионерской среды вокруг отца Николая.
Примерно в то же время со мной произошла одна чудесная и судьбоносная встреча. В моей душе православие и протестантизм никак не уживались, и я мучился, не зная как быть. В один из таких кризисов ко мне в электричке подсел дедушка, протянул иконку и сказал: «Что грустишь, студент, вот смотри, Оптинские старцы на иконе улыбаются». Я прочитал молитву с обратной стороны иконки. И тут дедушка достал из-за пазухи наперсный крест и предложил приложиться. Я поцеловал крест и почувствовал, будто обнял отца, который с фронта вернулся. Молитву я себе переписал, а вот как звали того священника не спросил, потом ему крикнул из окошка, но он ответил только, что если даст Бог, еще свидимся. Вскоре я перешел в православие окончательно.
Я поцеловал крест и почувствовал, будто обнял отца, который с фронта вернулся. Молитву я себе переписал, а вот как звали того священника не спросил, потом ему крикнул из окошка, но он ответил только, что если даст Бог, еще свидимся. Вскоре я перешел в православие окончательно.
Задача миссионера – как врача скорой помощи: не дать умереть до операции
— Нуждались ли вы в миссионере, делая первые шаги в православии? Чувствовали ли недостаток миссионерской работы в Церкви?
— Да, я нуждался в проводнике, в миссионере. Думаю, что все новоначальные в этом нуждаются. Впрочем, и многие воцерковленные тоже, но об этом я скажу позже. Пастыря можно сравнить с хирургом. Катехизатора я сравнил бы с врачом-диагностом. А вот миссионер для меня ‒ это врач скорой помощи. Его задача ‒ оказать первую помощь и не дать умереть до операции. Многие православные христиане, к сожалению, духовно умерли раньше, чем попали на операционный стол к пастырю. Именно потому, что в их жизни не было миссионера.
— Имеет смысл нам использовать опыт протестантов? Почему у них с миссией все хорошо, а у нас нет?
— Протестанты все разные. Но вот миссионерская доктрина у них действительно очень простая и удобная. Обращенные отличаются от необращенных принадлежностью к общине. Община у них ‒ главный инструмент и показатель успеха миссии. Христианин ‒ это Homo komunius, «человек общинный». Святость, которую мы приобретаем в крещении, носит залоговый характер. Бог ее дает человеку авансом будущих покаянных изменений. Эти изменения связаны с его самовоспитанием и самообразованием в общине. Вне общины никакого организованного самовоспитания и самообразования быть не может.
— Но некоторые говорят, что в общине не были, а все же спокойно воцерковились.
— Для общины нужны 2-3 человека, и довольно. Секрет общины ‒ в возможности неформального общения, а не в массовке. Я не верю, что кто-то может воцерковиться вне этого неформального общения. Если мы в храме «один на один с Богом», то для чего же Христос говорил — «где двое или трое соберутся во имя Мое»?
Почему у нас не на всех приходах получается создавать общины? Причины разные, и одна из них бросается в глаза. У нас инициатива идет почти всегда сверху. Инициативный пастырь «пинает» своих прихожан, борется с инерцией их лени и невежества. У протестантов все наоборот, у них очень авторитетны «старших братьев». Как правило, это пожилые люди, которые влияют на повестку дня миссионерской, социальной и пастырской работы своей общины. Довольно часто эти старшие братья имеют материальные попечения о своей общине. Кто-то берет на себя ремонт дома молитвы, кто-то накрывает стол, кто-то покупает музыкальное оборудование. Важно то, что члены общины сами управляют помещениями своих домов молитвы и воскресных школ. У нас, в Православной Церкви, вся собственность, включая воскресные школы, производственные помещения на храмовой территории, по уставу принадлежит РПЦ МП. Люди чувствуют, что на приходах у них нет ничего своего ‒ и теряют инициативу. Полагаю, что храмы действительно должны принадлежать РПЦ МП. А вот воскресные школы можно было бы отдать в собственность общинам. Чего тут бояться? Ни одна воскресная школа без храма никогда не уйдет ни в какую ересь.
— Неужели у нас миссия не сложилась только из-за отсутствия места, где можно беспрепятственно собираться? Ведь в эпоху гонений люди и на кухнях с этим справлялись.
— Нет, конечно, это лишь один из способов налаживания на приходах общинной жизни. Но для протестанта здесь все просто: если ты ни к какой христианской общине не принадлежишь, ты ‒ объект миссии. Для протестанта это мотивация к тому, чтобы обратить тебя. Причем для него это выражение любви и заботы о тебе. Если он не может тебя убедить прийти в общину, он будет молиться о тебе как о погибшем. При удобном случае он всегда будет готов снова активизироваться. А православные за редким исключением даже такую цель не формулируют ‒ обращение другого человека в православие. Это происходит из-за того, что у православных нет, скажем так, способа различения своих и чужих. Вернее, способ есть, но со времен Константина Великого православные христиане медленно, но неуклонно заменяют евангельские основания различий на политические. Православный византиец в первую очередь ‒ подданный православного императора, а во вторую ‒ христианин. У протестантов наоборот.
— То есть миссия и само понятие миссионерства пострадали по политическим причинам?
— Наверное, это произошло потому, что Церковь уступила миссионерство государству. Церковь оставила себе пастырское душепопечение, а государство ширилось и должно было просвещать новые народы, которые в него входили, чтобы они лучше интегрировались. Но проблема в том, что ни одно, в том числе православное, государство не может сделать человека святым и не может ввести в Царствие Небесное. Если бы это было возможно, Христос создал бы не Церковь, а государство, которое бы этим занималось. Но вход в Царствие Небесное ‒ не политический, не какой-то еще, а исключительно духовный, связанный с подвигом, с трудом, с молитвой. Поэтому государственный проект миссии не состоялся не только в Византии, но и у нас.
Сейчас мы, я сейчас говорю о воцерковленных людях, только начинаем выходить из XIX века, а большинство из нас все еще находится ментально в нем. Мы считаем, что живем в Святой Руси, в православном государстве, у нас православное правительство и православный президент, православная культура и так далее. И вот наступает постепенно прозрение, что все это пока некая симуляция православия и церковности, которая присутствует в основном только в атрибутах: многочисленные храмы, кресты и крестики. Но при этом число воцерковленных людей ‒ тех, кто регулярно причащается, не возрастает. Их как было 2% двадцать лет назад, так и остается. За эти десятилетия мы не сделали ничего, чтобы этот процент увеличить. Видимо, наше миссионерство работает вхолостую.
— Но ведь за эти годы выпущено множество книг, выходят журналы, появляются многочисленные интернет-ресурсы, есть несколько православных телеканалов и радиостанций. Разве это не миссионерская работа?
— Вот в этом и закрадывается ошибка. Я предлагаю определенный взгляд на миссионерство, он связан с учением священника Даниила Сысоева. Я хорошо его знал, мы много общались. Именно отец Даниил предложил идею, а мы, люди, которые занимаются миссионерской деятельностью более-менее серьезно, ее усвоили и немного со временем модернизировали.
Идея простая. Для того чтобы войти в Царствие Небесное, человек должен жить духовной жизнью, а для этого нужен пастырь, душепопечитель, окормляющий священник, нужны Таинства церковные. Но все это невозможно без некой дисциплины как первоосновы духовной жизни. Имеются в виду регулярные посещения богослужений, регулярные чтения Писания, молитва, посты. И хотя дисциплина сама по себе духовностью не является, но остается необходимым условием, предпосылкой, первой ступенькой, на которую нужно подняться, чтобы открылись новые горизонты духовной жизни.
И вот, чтобы одолеть эту первую ступеньку, а это сложно, настоящее бремя для современного человека, привыкшего к удовольствиям, живущего гедонистическими интересами, нужна катехизация. Именно катехизация дает сильную мотивацию для того, чтобы включиться в духовную жизнь. Но катехизация в свою очередь не должна превращаться в пичканье информацией. А должна решать фундаментальные вопросы, возникающие у человека, поднимать тему отношений с Богом.
Мы сейчас наблюдаем картину отпадения от Церкви когда-то воцерковленных людей. Это не значит, что они массово уходят в секты, становятся буддистами или еще кем-то. Они просто перестают посещать храм. Формально считают себя православными, а по сути, с точки зрения поведенческих моделей, присоединяются к невоцерковленным людям. Такой человек может начать злоупотреблять алкоголем, изменять жене и так далее. Это означает, что у него не получилось в свое время воцерковиться, когда-то в прошлом он, вероятно, недопрошел катехизацию, у него остались пустоты в мировоззрении.
— Катехизатор и миссионер, в принципе, это одно и то же?
— Нет, это разные служения. Невозможно человека с улицы привести на катехизацию. Нужен кто-то, кто привлечет его, заинтересует. Этим и занимается миссионер. Получается, из цепочки ‒ миссионер, катехизатор, пастырь ‒ нельзя удалить без потерь ни одно звено. Эти три необходимых пункта церковной жизни как раз выделил отец Даниил Сысоев, а мы ее дополнили еще одним ‒ «предмиссия».
Что такое предмиссия? Это создание условий для миссионерской работы. Или создание инструментария. На разработку инструментов для миссии у нас отводится достаточно сил и времени, это и пособия, и православные сайты, которые вы упомянули, ‒ все то, что у нас почему-то принято считать миссионерской работой. Но это только предмиссия. Здесь не хватает главного — миссионера, который поможет далекому от Церкви человеку правильно пользоваться этим инструментарием. Ведь даже раздавая на улицах Евангелие, мы не будем заниматься миссией, потому что получивший его человек не обязательно сможет правильно понять написанное.
В качестве примера приведу автослесаря. Если автослесарь профессионал, и инструменты у него качественные, он может починить любой автомобиль. Если автослесарь хороший, а инструмент плохой, худо-бедно он еще справится. Но если инструмент прекрасный, а мастер — нет, то он ничего не сможет сделать. Так же и обилие прекрасных инструментов для духовного роста и просвещения не работают сами по себе и нуждаются в том, кто поможет ими овладеть.
— Что такое «Школа крестных нянь», проект, который вы презентовали на Рождественских чтениях?
— Наш миссионерский проект. Кто такие крестные? Как раз те люди, которые должны вести к катехизации. Но в современном мире роль крестных сведена к номинальной. Вот забавный пример из моей жизни. Однажды ко мне на исповедь пришел мужчина, каялся во всем сразу, а в чем конкретно, назвать затруднялся. Я вижу, что он к исповеди-то не готов и вообще мало представляет, что это такое. Так и сказал ему, а он в ответ: «Не надо меня учить, тем более что я вообще твой крестный отец». Вот так. Этого человека я видел второй раз в жизни. А в сознательной, вообще, — первый. Даже я сам занимаюсь далеко не всеми моими крестниками. Те, что живут далеко, и те, у кого родители не особенно заинтересованы, остаются без моего попечения. У моих детей тоже с крестными, среди которых есть и священнослужители, контакта нет: не потому, что они какие-то плохие, просто современная жизнь не предполагает тесного контакта, в основном из-за расстояний и недостатка времени.
Я подумал о том, что эту проблему нужно как-то решать. В итоге возникла идея «Школы крестных нянь». Крестные няни — это волонтеры, которые не прикрепляются навсегда к какому-то крестнику, а несут наставническую функцию для тех, кому это нужно. Рассказывают о Христе, о православии, о Таинствах Церкви. Обучение «нянь» проходит в небольших группах, по 4-5 человек. Базовый курс обучения 40 дней. Конечно, в результате оканчивает школу немного людей. Сейчас у нас учится второй курс. На первый пришло 25 человек, а закончило обучение шестеро. Не все могут рассчитать свои силы и время: у нас нужно и учиться, и экзамены сдавать,
— И где же крестные няни встречают тех, кто в них нуждается?
— В интернете, в храме, да где угодно. Многие с болью говорят: «Моим ребенком в Церкви никто не занимается». Мы обычно предлагаем: «А давайте мы позанимаемся с вами, научим, как говорить о вере с ребенком. А вы потом и ему поможете и, если захотите, другим родителям и детям». Люди загораются что-то делать вместе. Обычно мы собираемся в неформальной обстановке, в кафе за чашкой чая или на территории храма, на скамейке. Обсуждаем спорные моменты, делимся опытом. Группы маленькие, 4-5 человек. Но именно так и можно работать эффективно. У участников возникает дружба между собой. И такие сплоченные группы становится мотивационным ядром для создания общинности, которая очень привлекательна для новых людей. Человеку приятно не только узнать о Боге, но и попасть сразу в дружественную среду.
Община — как сокровищница общих даров, в нее каждый вкладывает свои таланты и тогда любое дело выходит на другой уровень. Мы непременно должны объединяться и нашим общим делом должна стать как раз миссия.
Сначала любовь
— Есть несколько принципов миссии, которые нельзя нарушать. Первый и самый главный: сначала надо завоевать любовь тех, кому хочешь благовествовать. Второй: важно всегда помнить о собственных детях и крестниках. Их-то и надо прежде всего постараться привести к Богу. За них нам точно придется держать ответ. И это очень сложное дело, думаю, каждый родитель со мной согласится. Ну и третье: фокусировка должна быть на Христе. Миссия, которая привела к тому, что человек стал ездить в паломничества к святыням и мощам, заходить в храм, чтобы поставить свечку, потерпела фиаско. Все это факультативные вещи. Первостепенно именно участие в Таинствах Церкви. Ведь даже просто прийти в храм мало, нужно «облачиться в брачные одежды», как в притче о званых и избранных. Брачная одежда — это покаяние. И вот всему этому нужно учить. И учиться.
— Подытожив, можно сказать, что миссией должны заниматься миряне-общинники, а не священнослужители и руководители епархиальных отделов?
— Не совсем. Думаю, сейчас нужно и священноначалию позаботиться о том, чтобы миссионерская инициатива, которая возникает на приходах, не превратилась исключительно в мирянскую. Миссионерская работа не должна стать автономной от общей церковной жизни. А это часто случается. Вот горит человек жаждой деятельности, подходит к священнику и не находит поддержки, объединяется с единомышленниками и их дело остается без духовного окормления. В этом есть угроза отпадения от Церкви или искажения учения. Поэтому духовенству важно вести диалог с миссионерами и работать сообща. Ведь ни они без нас ничего не могут сделать, ни мы без них.
Беседовала:
Мария Ланская
Православие и мир — 09.02.2020.